Когда мне наконец удается замедлиться, то я сразу замечаю небольшие детали, которые какой-то другой, взрослый, тоже однажды замедлившийся человек, придумал, создал и разместил в таких местах, где их могут обнаружить только особо внимательные. Завитки на зданиях. Удобные дверные ручки, подставки для сумок, замысловатые формы стаканов и столовых приборов, швы на одежде и, конечно же, пуговицы…
И в этот момент я на ровном месте попадаю совсем в другой мир! Спокойный, детальный, продуманный, глубокий и весьма философский. Но, к сожалению, ненадолго. Потом меня выкидывает из него центробежной силой рабочей карусели, щедро подгоняемой экзистенциальной тревогой.
Но есть надежда, что однажды я окончательно состарюсь и укоренюсь в этом спокойном созерцательном мире навсегда. Смогу достаточно долго стоять, чтобы замедлиться и увидеть. Успею насладиться. Или не успею. И кто-то будет замедляться, глядя на мой памятник, кем-то заботливо придуманный, созданный и установленный в укромном месте. Посмотрим…
И в этот момент я на ровном месте попадаю совсем в другой мир! Спокойный, детальный, продуманный, глубокий и весьма философский. Но, к сожалению, ненадолго. Потом меня выкидывает из него центробежной силой рабочей карусели, щедро подгоняемой экзистенциальной тревогой.
Но есть надежда, что однажды я окончательно состарюсь и укоренюсь в этом спокойном созерцательном мире навсегда. Смогу достаточно долго стоять, чтобы замедлиться и увидеть. Успею насладиться. Или не успею. И кто-то будет замедляться, глядя на мой памятник, кем-то заботливо придуманный, созданный и установленный в укромном месте. Посмотрим…