Я не могу иметь много вещей. Они просто не влезают в сознание. Забываются, теряются, лежат мертвым грузом. И еще не могу много дел. Если не сосредотачиваться или не вникать — могу. А вот если вникнуть, внимание сужается и расширяется одновременно, сосредотачиваясь на объекте.
Если я чувствую, то я не могу есть, пить, нюхать что попало. Читать, смотреть или слушать. Если я чувствую, то выбираю. И чем дальше, тем более тщательно.
Не могу много отношений. Немного и глубоко — да. Много и по верхам не могу. Я от этого ломаюсь. Что-то нежное во мне превращается в натруженную мозоль. Не могу глубоко с малознакомыми. Столько еще нужно пройти вместе, чтобы понимать, как им доверять. Где в их душе ямочки, ложбинки или тайные закоулки, а где в моей. Не могу невовремя, с купюрами, на один раз, как попало или халявно. Если оно так, тогда зачем?
Если включаю сарказм, цинизм, бесчувственность, терпение и вторую космическую скорость, тогда могу легко. Тоннами, толпами, километрами, пачками или даже целыми странами. Проглатывать, пролистывать, проходить победным маршем. Главное, не начать чувствовать.
Если я профессионал, играю роль, работаю по схеме, не включаюсь собой, тогда могу. Могу, но не хочу. Не хочу настолько, что получается, как будто уже и не могу.
Открытая сердцем, способная меняться, ранимая, я замечаю много естественных ограничений. Разрешая себе быть живой, мягкой, теплой, чувствительной, замечаю свою конечность и уязвимость. Уязвимый конечен, и мыслящий себя неуязвимым конечен. Чувствительный конечен, и бесчувственный также конечен.
И если итог один и тот же, из всего предложенного и опробованного выбираю чувствовать. Иначе зачем?