И сегодня меня, кажется, начинает догонять тот факт, что я переехала в совершенно другой климат. Возможно, поэтому я проспала и вместо 07:00 встала в 08:00. Проснувшись, я сильно испугалась, что не успею на занятия вовремя. Нет, вы не подумайте, мне не надо долго собираться и далеко ехать. Можно за пять минут принять душ, надеть свою белую, приготовленную для йоги одежду, прыгнуть на байк и еще через пять минут быть в Агаме. Но то, что я пропускаю утренние часы купания и спокойных сборов, меня расстраивает. И утреннюю чистку языка, как меня научили в йога-школе, я тоже сделать не успею. А еще я знаю, что за полчаса до начала занятий в йога-холле собираются студенты и преподаватель уже сидит на помосте в позе лотоса и спокойно присутствует, настраивается. Никакого впрыгивания в последний момент. Ничего подобного. Всё ясно и просто.
Я еду в школу, и ветер треплет мои мокрые волосы. Я боюсь простудиться, но все равно жму на газ. Мой номер на курсе — восемь. Мне нужно назвать его, проходя мимо администратора. Я очень горда этим номером, потому что всего на курсе нас человек восемьдесят. А я — восьмая! Потому что еще в октябре я забронировала себе место на этом коврике. А значит, я тут осознанно.
Вбегаю в зал за пять минут до начала. Приехать за пять минут — вполне нормальный, вежливый европейский тайминг, который кажется совершенно неподходящим тут. Я беру коврик и прохожу на свое место, которое постоянно свободно. Даже если бы меня не было, оно всё равно было бы свободно, потому что оно в первом ряду посередине. Ну какой человек из нашей культуры просто так придет и сядет прямо перед учителем?! Зал всегда заполняется откуда-то из середины и потом по краям. Но я сажусь посередине. Если меня спросят почему, то у меня есть отговорка: я плохо вижу. Но на самом деле мне важно позволить себе быть в непосредственном контакте с учителем. Видеть четко и ясно. Не прятаться за чью-то спину и спать, а по-настоящему быть в процессе. И я сажусь.
Сегодня лекция про чакры и те органы, которые соответствуют каждой чакре. В процессе лекции мне становится ясно, почему я плохо вижу и почему мне сложно петь, а также почему я люблю обнимать некоторых людей, а некоторых — совсем не люблю. Я думаю о том, по каким чакрам у меня дисбаланс и какие асаны мне нужно делать. Я вспоминаю некоторых людей, которые источают любовь, и думаю о сердечной чакре. Вспоминаю других людей, с очень конкретным мышлением, и думаю о корневой чакре. Диагностирую своих близких и думаю о том, как им помочь, но останавливаю себя, вспоминая, что самое важное, что я могу сделать для них, — это поменять себя. Я учусь ощущать чакры и распознавать их проявления. Только для себя.
Каждый день у нас новые преподаватели. За три дня их уже сменилось семь человек. И все они, как мужчины, так и женщины, чудесно говорят. Ясно, красиво, поэтично и по делу. Очевидно, что их голос идет из простроенного внутреннего состояния.
Вспоминаю лекции преподавателей Первого меда, которых часто сложно было слушать. И еще сложнее было на них смотреть, такими странными и несбалансированными они казались. А еще я вспоминаю, как мы всей группой учились на кафедре с названием типа ОБЖ или как-то так. И нас засунули в узкую душную комнату, где за столом какая-то тетка монотонным голосом читала по бумажке свод противопожарных правил. Там рассказывалось о том, как должны стоять стулья и висеть огнетушители в медицинских учреждениях. И на какой дистанции друг от друга должны быть построены здания. Сколько сантиметров туда и сюда, и что делать в разных ситуациях. На самом деле, я вообще не помню, что именно она читала, но я хорошо помню один момент. Когда мы совсем стали сходить с ума от бессмысленности происходящего, тетка подняла глаза от бумаги и сказала ясным, осознанным голосом: «Если вы думаете, что кто-то еще, кроме меня, на кафедре согласится читать вам эту муру, вы ошибаетесь. А она нужна вам для получения зачета. Так что давайте успокоимся и дослушаем до конца». В этот момент я прониклась уважением к этой тетке, потому что осознала, что она не робот и всё понимает. И через силу пытается нам помочь, выполняя никому не интересные формальности. И таких формальностей, в которые современная система обучения втискивает людей, процентов семьдесят от всего обучения. В детском саду была произведена артподготовка стыжением, а потом эта линия продолжена в школе и в ВУЗе.
В Первом меде я приходила на лекции с трудом. Просыпала, опаздывала. И всё потому, что это было не про меня, а про что-то внешнее. Это не касалось лично меня. Это же какая сила воли нужна, чтобы шесть лет каждый день слушать то, что непосредственно тебя не касается! Воспринимать информацию только через голову и почти никогда — через тело. Забывать себя для больших идей и сдавать неинтересные предметы на хорошие оценки.
Но в Агаме ничего такого нет. Всё утилитарно. Всё про нас. Всё понятно и аккуратно. И я бегу на занятия, потому что всё, что мне скажут, — это про меня лично. Не таким ли должно быть обучение? Мне кажется, что всем людям сначала нужно поучиться и узнать побольше о себе, а потом уже о чем-то еще. В то время как в современной европейской системе происходит наоборот. Сначала тебя заставляют полностью забыть себя, изучая предмет, и выучиться ремеслу. А потом, годам к тридцати, ты обнаруживаешь, что это не приносит счастья, и начинаешь искать себя. По крайней мере, у меня было так.
В йога-холле у преподавателя в петличке микрофон, а на поясе передающее устройство, и его голос слышен из четырех динамиков в углах зала. Когда я закрываю глаза и делаю асаны, я слышу ясный голос из ближайшего угла. Но Андреа (так зовут преподавателя) в этот момент идет по рядам в другой части зала и помогает остальным студентам. Во время выполнения асан ведущий преподаватель стоит на возвышении посередине зала, а потом ходит по среднему ряду и помогает студентам. А справа и слева два ассистирующих тренера делают то же самое и помогают крайним рядам. Я очень тронута такой заботой. Очень эффективная организация процесса. Нам читают лекции о чарках, энергиях и просветлении, но при этом не забывают отмечать всех на входе и спрашивать, слышно ли задним рядам. Теперь я знаю, что это говорит о балансе муладхары (земли) и анахаты (воздуха).
Йога-маты мы берем с полки в углу зала и там же берем подушки. На коврике написано, что это собственность Агамы. Когда я возвращаю коврик, я прыскаю его антисептиком и протираю специальным полотенцем. И так делают все. На полке стоит коробочка с оранжевыми шариками. Ближайший прошедший мимо молодой человек объясняет мне, что они для того, чтобы работать с шестой чакрой — третьим глазом. Просто смотришь на шарик и концентрируешься, а потом закрываешь глаза и ловишь это ощущение концентрации на шарике. Молодой человек не только объясняет, но и показывает мне, как это делается, и мы стоим около минуты, концентрируясь на шарике. Действие так же ценно, как и рассказ. Это сильно отличает практика от теоретиков.
Все одеты в белое, улыбаются и смотрят в глаза. Очень много мужчин. Они сидят в первых рядах и задают много вопросов. Осознанно практикуют. Это удивительно. Везде, где я училась до этого, немногочисленные мужчины сидели на задних рядах с равнодушным видом и иногда задавали ироничные вопросы. И выглядели странно.
Я с опаской смотрю на всех этих красивых мускулистых мужчин в белом. Они ходят босиком по дорожке из колкой щебенки, смотрят мне прямо в глаза и улыбаются. А я отвожу взгляд. Мне неловко на них так смотреть. Ясно, прямо и улыбаясь. Вдруг что подумают... Вдруг я выгляжу как-то не так...
А и правда, что они могут подумать? И что я имею ввиду, когда я смотрю на них так? Что меня охватывает? Страх? Смущение? Интерес? Вожделение? Что они читают в моих глазах? Я боюсь их или себя? Стесняюсь их или своих проявлений? И правда, когда мы стесняется других людей, чего мы стесняемся? Чаще всего своих чувств и желаний, а не чужих.
Когда женщина смотрит на мужчину и боится, что он подумает, что она с ним заигрывает, — чьи это желания? Возможно, не его, а ее? Если женщина смотрит на мужчину и боится его силы и того, что он якобы может сделать с ней, — чьи это фантазии? Сколько всего женщины проецируют на мужчин, ожидая подвоха? Все эти проекции я вижу в себе, когда встречаюсь с таким удивительным количеством открытых и красивых мужчин. Мужчин, готовых обнять и при этом имеющих в виду только объятия. Мужчин, знающих границу внутри себя. Тогда откуда эти страхи внутри меня? Не являются ли они скрытыми желаниями? Не делаю ли я из мужчин монстров, чтобы не встречаться со своим внутренним монстром? Многие ли женщины способны смотреть на мужчин без вожделения? Или с вожделением, но осознавая, что оно их собственное? Снова вопросы...
Вообще, тут, в Агаме, среди улыбчивых общительных людей я чувствую себя съежившимся параноидальным существом с напряженной спиной. Они спокойно сидят после учебы в кафе и говорят о разном. О практике, чувствах, любви, сексе и энергии. О практике — без гордыни. О чувствах — без истерики. О сексе — без похоти. Об энергии — без метафизики и мути. А я хожу между ними, не знаю, как вступить в разговор, и ищу подвох. Может, они соблазняют? Вроде бы нет. Может, хотят использовать? Тоже нет! Может, они давно знакомы? Не со всеми. Вся моя воспитанная в советском детстве паранойя не работает, потому что в этих людях нет подвоха. И к ним можно просто подойти и поговорить. Как раз это-то и есть самое сложное. Подойти без задней мысли. Просто обнимать. Просто говорить. Просто улыбаться.
Вечером мы заново учим всем знакомый комплекс «Сурья-намаскара» или «Приветствие Солнцу». Целый час нам рассказывают его глубинную суть. А потом мы делаем его двенадцать раз. Сначала с дыханием, а потом с пением мантр. Когда я пою, меня пробивает дрожь, потому что я стою в первом ряду посередине и звучу очень громко. Мне нравится мой голос, но я ужасно его стесняюсь. Я кажусь себе неуклюжей и слишком заметной. Непопадающей в ноты неумехой и выскочкой. Но преподаватель ни разу меня не поправляет. Это значит, что у меня всё хорошо. И голоса рядом звучат в унисон. Я слушаю их и чувствую присутствие многих людей, которые даже и не думают о том, как они выглядят, а просто делают асаны и чувствуют поток энергии. Глаза у каждого закрыты. И у меня тоже.
Я вспоминаю советскую школу и детский сад, в которых толком не объясняли правила, но требовали их соблюдения. Стыдили за то, что ты чего-то не знаешь, хотя совершенно непонятно, откуда ты должен это знать. Пытались мотивировать при помощи критики. Просили унять свои чувства и сидеть спокойно. После такого бэкграунда сложно поверить, что есть школы, где тебе хотят помочь. Где преподаватель ходит между рядами не для того, чтобы пристыдить тебя, а для того, чтобы поддержать. Где объяснят столько раз, сколько нужно, чтобы ты понял. Где приветствуются вопросы от студентов и есть специально отведенное для этого время. Где не настаивают на догмах, а предлагают всё проверить на практике. Где работа с аудиторией начинается с работы с собой. Где в итоге для каждого свои асаны и своя программа. Где узнаешь себя лучше.
Сейчас мне не так важно, каким асанам меня учат в Агаме, но только от одной ясности, четкости и принятия мне уже становится хорошо.
Когда я веду тренинги и стараюсь создать атмосферу принятия и безопасности, я встречаю внутри взрослых людей маленьких запуганных детей, которые боятся проявить себя, чтобы их не пристыдили. И тогда я повторяю для них вновь и вновь, что эти упражнения невозможно сделать неправильно и что у всех хорошо получается. И всё равно люди не верят мне, и требуется время, чтобы они раскрепостились. И когда я оказываюсь в роли ученика, внутри себя я тоже встречаюсь с запуганной девочкой, которой очень нужны постоянные слова тренера: «Perfect performance everyone». Это значит, что у всех хорошо получается. И у меня тоже. И от этого на глаза наворачиваются слезы и в груди что-то теплеет. Это анахата. Сердечная чакра. Это про любовь.
Я уехала всего-то пять дней назад, а кажется, что прошла уже целая жизнь. И я с улыбкой спешу по утрам в йога-холл. А впереди еще почти месяц учебы. То ли еще будет...
