Давным-давно моя дочь тусовалась в Монтессори-школе. Там ее научили класть всё на место. Сейчас она кладет упаковку от съеденного творожного сырка обратно в холодильник. Или просто разворачивает конфеты и оставляет фантики в коробке. Нет, она не глупая. Ее просто научили класть всё обратно. Оказывается, многие дети так делают.
А еще она точно знает, что ее тело – это ее дело. И ходит зимой без шарфа, совершенно не понимая, почему я так ору. А потом приносит домой грипп и сразу же ложится мне под бочок, бережно передавая вирус дальше. А мне болеть нельзя. У меня студенты. Нет, она пока не понимает причинно-следственных связей. Запасаемся нурофеном и ждем просветления в мозгах.
Иногда я нахожу на обеденном столе посторонние предметы. Сумку, куртку, вывернутый наизнанку дырявый носок... А когда прошу его убрать, то получаю резонный ответ, что убирать должен тот, кого что-то не устраивает. Ну логично же? И вот носок лежит неделю, пока я веду переговоры с юной головой.
Одна моя близкая подруга смеется, что мы сначала бережем волю детей, а потом этой же волей получаем от них будьте-нате. И что тут делать? Только шутить, объяснять и ждать, пока дойдет.
А еще она точно знает, что ее тело – это ее дело. И ходит зимой без шарфа, совершенно не понимая, почему я так ору. А потом приносит домой грипп и сразу же ложится мне под бочок, бережно передавая вирус дальше. А мне болеть нельзя. У меня студенты. Нет, она пока не понимает причинно-следственных связей. Запасаемся нурофеном и ждем просветления в мозгах.
Иногда я нахожу на обеденном столе посторонние предметы. Сумку, куртку, вывернутый наизнанку дырявый носок... А когда прошу его убрать, то получаю резонный ответ, что убирать должен тот, кого что-то не устраивает. Ну логично же? И вот носок лежит неделю, пока я веду переговоры с юной головой.
Одна моя близкая подруга смеется, что мы сначала бережем волю детей, а потом этой же волей получаем от них будьте-нате. И что тут делать? Только шутить, объяснять и ждать, пока дойдет.