⠀
А что если ты ходишь на терапию, всё решил и простил ее? Если простил, почему не хочешь общаться? Значит, не простил, получается? Врешь себе?
⠀
А на мой взгляд, тут нет противоречий. Отвращение, как мы помним, — это когда чего-то слишком много или это что-то вам категорически не подходит. Если слов слишком много, то неудивительно, что трубка отодвигается от уха. Если в совместном опыте присутствует тонна насилия и нарушения границ, нет ничего удивительного, что сложно приближаться или обнимать. Да и зачем обнимать, если есть шанс получить повторное насилие? Да, многие родители хотят лучшего — своим способом. Но от этого насилие не перестает быть насилием.
⠀
А что бы вы делали, встретившись со своим насильником? Подходили бы поближе? Обнимали? Благодарили? За стол сажали? В здравом уме и твердой памяти — наверное, нет. Или да? То же самое и с родителями, нарушающими границы, — с той лишь оговоркой, что про них это понять гораздо сложнее. В разы сложнее. Но когда понимаешь, то сразу проще становится. И уважение к себе останавливает вину перед другими. Ставит всё на место. Что отравлено, то отравлено. Что токсичное, то токсичное, даже если простил и выплюнул. Что не подходит, то и не подходило никогда. И не подойдет. Весьма правильно не подходить к тому, что не подходит тебе. Грустно, но правильно.
⠀
Кстати, это никак не мешает прощению. Прощать или не прощать — личное дело каждого. Прощение исцеляет, но не превращает яд в лакомство. Оно не обязует приближаться и снова вредить себе. Спокойствие и устойчивая забота о себе, а не возможность общаться, является надежным критерием прощения.
⠀
P.S. Кстати, токсичные дети, а также дяди, тети, друзья, братья, сёстры, сотрудники и учителя тоже бывают. Такие, которых простил, но приближаться все ещё не готов. А может и никогда не будешь готов. С детьми особенно сложно. Но это знание освобождает.